На праздник же пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника

Ст. 15-17 На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели; был тогда у них известный узник, названный Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтоб я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом

Видишь ли, с какой предусмотрительностью заботится Пилат о том, чтобы избавить их от греха, и с какой тщательностью стараются они не оставить для себя и тени к своему оправданию? Что надлежало делать: уличенного ли отпустить преступника, или сомнительного? Если позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более сомнительного. И конечно, Иисус не казался для них худшим явных человекоубийц. Евангелист не просто сказал: имели разбойника, но — разбойника известного, знаменитого по своим злодеяниям, совершившего бесчисленные убийства. И все-таки они предпочли его Спасителю вселенной и не посовестились ни святого времени, ни законов человеколюбия, ни другого чего-либо подобного. Зависть совершенно ослепила их.

Гомилии на Евангелие от Матфея.

На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели

См. Толкование на Мф. 27:11

На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели

См. Толкование на Мф. 27:13

Ст. 15-18 На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели; был тогда у них известный узник, названный Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтоб я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? ибо знал, что предали Его из зависти

Пилат старался освободить Христа, хотя и не так твердо, как надлежало: ибо он должен был твердо стоять за истину. Сначала он спросил Господа: «не слышишь, что они свидетельствуют против Тебя?». Спросил же для того, чтобы, если Христос оправдается, иметь повод к освобождению Его. Когда же Господь не хотел оправдываться, хорошо зная, что не будет отпущен, если бы и оправдался, — тогда Пилат обращается к другому пути и прибегает, наконец, к обычаю, как бы так говоря: если вы не отпускаете Иисуса, как невинного, то, хотя как осужденного, порадуйте Его для праздника. Ибо как мог Пилат предположить, что они будут искать, чтобы невинный Иисус был распят, а виновного разбойника отпустят? Итак, зная, что Христос невинен, но что Ему завидуют, по этой причине и спрашивает их; отсюда показывает себя человеком слабым, ибо он должен был даже пострадать за доброе дело. Поэтому он и достоин осуждения, как скрывший истину. «Варавва» толкуется: «сын отца», ибо вар — сын, а авва — отец. Итак, иудеи сына отца своего, дьявола, испросили, а Иисуса распяли. Однако они и доныне к сыну отца своего, антихристу, прилепляются, а Христа отрекаются.

Ст. 15-17 На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели; был тогда у них известный узник, названный Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтоб я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом

Не удивляйся, если римский принципат пребывал у них еще в первоначальном состоянии и для иудеев, воспринявших римское иго, было внове дарованное им на пасхальный праздник [право] просить за одного [узника], которого хотели, хотя сам он, как кажется, был повинен в тысячах убийств. Так язычники подают некоторые милости тем, кого они подчиняют себе, пока утверждается на них их ярмо.

Я полагаю, что этими событиями указывается на некий таинственный смысл. Варавва был поставлен на создание распрей, войн и убийств в душах людей, а Иисус — как Сын Божий, и Мир, и Слово, и Премудрость — на всякое благо. Итак, они двое были связаны человеческими делами и телами. И тот народ потребовал освободить себе Варавву, и из-за него тот род не перестает иметь распри, убийства и разбои, <…> подобно всем иудеям, которые не верят в Иисуса в душе. Ибо где нет Иисуса, там распри, и тяжбы, и войны, а где [присутствует] Иисус так, что можно сказать: А если Христос в нас, то тело мертво для греха, но дух жив для праведности (Рим 8:10), там одновременно всякое благо, и бесчисленные духовные богатства в Его руках, и мир; ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно (Еф 2:14). И если кто-то усматривает в этом противоречие, то пусть узнает, что тот известный Варавва, связанный людьми, которого они пожелали освободить себе, есть не только согрешающий Израиль тогда по плоти, но и все ему подобные в учении или в жизни. Поэтому всякий, творящий зло, выпускает на волю Варавву в своем теле, а Христа связывает. А творящий добро освобождает Христа, а Варавву связывает.

Комментарии на Евангелие от Матфея.

Ст. 15-17 На (всяк) же праздник обычай бе игемону отпущати единаго народу связня, егоже хотяху: имяху же тогда связана нарочита, глаголемаго Варавву: собравшымся же им, рече им Пилат: кого хощете (от обою) отпущу вам: Варавву ли, или Иисуса глаголемаго Христа

На праздник. Разумеется – Пасхи, так как Иоанн (18, 39) говорит, что Пилат сказал: есть же обычай вам, да единаго вам отпущу на Пасху. О Варавве яснее говорит Лука (23, 19), именно – что он был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство. Итак, Пилат, хотя и не мог освободить Иисуса Христа, как совершенно невинного, однако пытался простить Его в праздник, как будто осужденного.

На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели

(Мк. 15:6; Лк. 23:17 стих этот у Луки считается неподлинным). Слова Пилата, изложенные у Луки (23:13-16), не удовлетворили народ. Чувствуется, что его охватывает все большее и большее раздражение и жажда крови, Пилат видит, что дело может иметь серьезные последствия, каких он не предвидел, и потому решается на новый шаг. Существовал обычай отпускать народу во время праздника Пасхи одного узника, какого потребуют. Насколько было древне такое обыкновение, совершенно неизвестно. В Талмуде не встречается никакого намека на этот обычай. У римлян было нечто подобное; но сообщения об этом весьма кратки и неясны. У греков узники освобождались в праздники Деметры, или в так наз. фесмофории. Одинаковое выражение Матфея и Марка κατά δε έορτήν, которое можно перевести “ради праздника” или “для праздника” (слова “Пасхи,” прибавленного в русск., нет во многих подлинниках), показывает, что этот обычай соблюдался вообще по праздникам, а не во время одной только Пасхи. Отпущение одного узника на Пасху напоминало об освобождении евреев из Египта (id congruebat liberationi ex Aegypto). Пилат ухватился за эту мысль, чтобы освободить Иисуса Христа. Тут было нечто подобное тому, что бывает и у нас, когда преступники освобождаются по манифестам. Пилат мог бы в настоящем случае употребить власть. Но, как и обыкновенно бывает, его запятнанная совесть делала его слабосильным, и он не имел воли, чтобы воспротивиться толпе, которая все более и более приходила в ярость.

Толковая Библия.

Ст. 15-25 На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели. Был тогда у них известный узник, называемый Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? ибо знал, что предали Его из зависти. Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него. Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали: Варавву. Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших

На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника (был обычай, чтобы в честь праздника Пасхи, в память праздника Пасхи, в память освобождения народа Божия от рабства египетского, давать свободу одному из осужденных на смерть преступников.

Народу предоставлено было полное право выбирать подсудимого), которого хотели. У Пилата явилась мысль: воспользоваться этим обычаем, чтобы освободить Иисуса Христа. Был тогда у них известный своими преступлениями узник, называемый Варавва. Это был разбойник, заключенный в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство вместе с другими мятежниками. И вот, наряду с этим-то убийцей Пилат и поставил нашего Господа: «Неужели, – думал он, – Иудеи предпочтут Иисусу возмутителя и убийцу?» Итак, когда собрались они, сказал им Пилат: я знаю, что по обычаю надобно для праздника освободить одного узника; слышу, что вы хотите просить свободы Варавве. Не препятствую, но предлагаю на выбор и Другого: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом, Царя Иудейского? «Если не хотите отпустить Его как невинного, – говорит святитель Златоуст, – то отпустите хотя бы как виновного – ради праздника». Ибо знал, – замечает святой евангелист, – что предали Его из зависти. «Видишь ли, – говорит святитель Златоуст, – извращение порядка? Обычай был такой, чтобы народ просил об осужденных, а игемон должен был отпускать. Теперь же делается наоборот: игемон требует этого от народа, и однако они не укрощаются, а еще более свирепеют, подымают крик, неистовствуют от зависти»… И таким-то людям Пилат предлагает делать выбор между Вараввой и Иисусом Христом, отказываясь сам решить это дело: где же правосудие, которым так хвалились древние Римляне? По всему видно, что Пилат скоро будет другом и Каиафе, как он уже подружился с Иродом! Так все грешники соединяются против Иисуса Христа: злобные лицемеры и безстыдные саддукеи, образованные книжники и необразованная чернь, воины и слуги, знатные люди и народная толпа… Называя Иисуса Христом, Царем Иудейским, Пилат, может быть, хотел образумить Иудеев: честь народная требовала дать свободу и жизнь тому Человеку, все преступление Которого состояло в наименовании Царем Иудейским. Пилат не сообразил того, что враги Господа могли толковать его слова так, как бы он смеялся над народом, испрашивая свободы для Царя Иудейского… В то время, когда Пилат таким образом уже склонялся на сторону врагов Иисуса Христа, он получил особое предостережение не делать зла неповинному Узнику. Между тем, как сидел он на судейском месте, имя которой было, по преданию, Клавдия Прокула, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него.

Я видела чудесный сон и много пострадала за этого праведного Мужа. По римским законам женам судей было строго запрещено вмешиваться в их дела по должности. Если жена Пилатова решилась сообщить свой сон мужу, то значит она была очень убеждена в истине того, что ей было открыто во сне. «Дивное дело, – говорит блаженный Феофилакт, – Судимый Пилатом устрашает его жену! Сон этот был делом промышления Божия, не для того, впрочем, чтобы вследствие его освобожден был Христос, но для того, чтобы спаслась та жена». «Почему же не сам Пилат видит сон? Или потому, – говорит святитель Златоуст, – что жена была наипаче достойна его; или потому, что если бы он видел, то не поверил бы ему, и даже, может быть, он не сказал бы. Потому так и устроено, чтобы жена видела сон этот, чтобы это сделалось известным для всех. Но и не просто видит она сон, но и страдает много, чтобы муж, хотя бы из сострадания к жене, помедлил совершать убийство. К тому же клонилось и самое время, так как в ту же ночь она видела». Предание говорит, что Клавдия Прокула исповедовала Иудейскую веру; она, конечно, могла и раньше слышать многое о Христе, как о великом Учителе и Чудотворце; по преданию, она потом уверовала во Христа и пострадала за Него. Пилат и сам в душе считал Иисуса Христа невинным, и потому предостережение жены, которую он уважал за ее добрую жизнь, на него сильно подействовало. Если бы он не предложил народу выбрать Иисуса или Варавву, то, может быть, тотчас прекратил бы судопроизводство. И если бы он осмелился показать на деле то, что чувствовал теперь, то прогнал бы от своего судилища всех этих ненавистных ему Иудеев, жаждавших крови невинной. Но Пилат чувствовал за собой вину, помнил, какие жестокости он учинил над Иудеями, как изранил множество их, послав отряд переодетых воинов в толпу народа, когда смешал кровь Галилеян с их жертвами: «что, – думал он, – если все эти неправды, все эти жестокости сообщат кесарю, да еще добавят клевету, что я отпустил на свободу Человека, обвинявшегося в присвоении царской власти?..». И страх за свою участь мучил несчастную душу трусливого прокуратора, и он готов был уже на все уступки, только бы скорее покончить с делом, ему столь неприятным. А между тем, пока он разговаривал с посланным от жены, первосвященники и книжники делали свое дело. Но первосвященники и старейшины употребили все способы и возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Сделать это хитрым вождям было нетрудно. Иисусу ли освободить народ Иудейский? Ему ли восстановить престол Давидов? Это ли победоносный Потомок Давида, Который теперь с трепетом ожидает милости или смерти от приговора римского всадника?

«Сами будучи злы, – говорит святитель Златоуст, – они развращали и народ, чтобы и за обольщение его понести тягчайшую казнь. Ибо что надлежало делать: отъявленного ли преступника отпустить, или сомнительного? Если позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более надо было отпустить сомнительного. И, конечно, Иисус не казался для них хуже явных человекоубийц! Евангелист не просто сказал: имели разбойника, но разбойника, известного своими злодеяниями, учинившего безчисленные убийства. И, однако, даже такого предпочли они Спасителю вселенной, и не посовестились ни времени святого, ни законов человеколюбия, ни другого чего-либо подобного. Так зависть совершенно ослепила их». И вот, тогда, когда правитель спросил их (повторил свой вопрос): кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали: Варавву. Страшен выбор, сделанный народом! С ужасом напоминал о нем Иудеям Петр: «вы», – говорил он, – «от Святого и Праведного отреклись, и просили даровать вам человека убийцу» (Деян. 3:14–15). Даже Пилат пришел в замешательство, выслушав ответ народа. В замешательстве он хотел, по крайней мере, излить свой гнев на них в презрительной насмешке: Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Что же мне делать с так называемым Царем Иудейским? Предлагая этот вопрос, Пилат забыл, что поступает вопреки здравому смыслу: разве народу принадлежит право суда, а не ему самому? Разве он не мог, отпустив Варавву, в то же время отпустить и Христа, если признавал Его невинным? Наконец, разве сам он не мог решить, какому наказанию подвергнуть Галилейского Учителя, если бы нашел это нужным?.. Своим насмешливым вопросом он только еще более раздражил толпу: она поняла, что Пилат находится в нерешительности, в замешательстве, что он боится ее, и вот, по наущению архиереев, в первый раз раздалось страшное слово: крест. Говорят ему все: да будет распят! На крест Его! На крест! Напрасно смущенный неистовыми криками толпы Пилат пытался вразумить ее: правитель сказал: какое же зло сделал Он? Я ничего достойного смерти в Нем не нашел… Обезумевшая толпа ничего слушать не хотела: но они еще сильнее, громче, с ожесточением, кричали: да будет распят. Вот чего дождался Пилат! Дождался того, что члены синедриона, у него же на глазах, не стыдились поддерживать крик черни своим криком и волновать народ. Жалкое заблуждение человека, который поставлен Богом творить правду на земле, но боится делать это! Он мог бы защитить Невинного: у него были в распоряжении римские легионы. Но он щадил себя и уступил… Варавва был освобожден.

Но толпа не успокаивалась; со всех сторон неслись яростные крики, требовавшие смерти Иисусу. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, чтобы и те, которые стояли вдали, могли видеть, что он считает Иисуса невинным, и при этом громко воскликнул, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. Вы принуждаете меня пролить эту кровь, вы и отвечайте за нее!.. «У Иудеев был обычай, обратившийся в закон, что если находили где-либо мертвое тело, то старейшины ближайшего города должны были над головой юницы омывать руки, говоря: «Руки наши не проливали сей крови, и глаза наши не видели убийства». Пилат знал этот обычай, тем более что и язычники, в знак своей невинности и для очищения себя от грехов, также употребляли омовение» (Иннокентий, архиеп. Херсонский). Неужели он думал смыть свою вину? Неужели мог облегчить свою совесть?.. «Если знаешь, – восклицает святитель Златоуст, – что Иисус неповинен, то зачем же предаешь? Почему не исхитил Его, как Павла тысяченачальник? Сей также знал, что угодил бы Иудеям, и из-за Павла было возмущение и смятение, и однако же мужественно стал за него. Но Пилат действует малодушно и слабо»… И вот, его слова заглушаются самыми отвратительными, самыми ужасными криками буйной черни: она хорошо поняла, чего хочет робкий прокуратор, отчего он колеблется осудить Неповинного, и, с дикой радостью кровожадного зверя, которому отдают на растерзание кроткого агнца, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших… Мы принимаем на себя ответственность за смерть Его, и не только на себя, но и на потомство наше. Если ты боишься сделать преступление, то пусть кара Божия обрушится на нас и на детей, на внуков, на всех потомков наших! Только исполни наше желание, – распни, распни сего Назарянина!.. «Слова эти, – говорит святитель Иннокентий Херсонский, – ужасные сами по себе, представятся еще ужаснее, если вспомним, что их надобно разуметь без всякого ограничения, во всей буквальной точности; потому что Иудеи, согласно учению пророков, твердо верили, что Бог за преступления родоначальников наказывает все их потомство». И сбылась со всей точностью эта ужасная клятва на несчастном народе Иудейском: сердце содрогается, когда читаешь страшную историю разрушения Иерусалима со всеми ее кровавыми ужасами… «Смотри, – говорит святитель Златоуст, – сколь велико и здесь их безумие. Такова безрассудная ярость, такова злая страсть! Не позволяет видеть то, что должно видеть. Пусть вы самих себя прокляли, но для чего же навлекаете проклятие на детей?

Впрочем, человеколюбивый Господь, тогда, когда они столь сумасбродно неистовствовали против себя и детей, не подтвердил согласием сего голоса, не только против детей, но и против них самих: даже и из них самих принял покаявшихся и удостоил безчисленных благ. Ибо и Павел был из их числа и многие тысячи уверовавших в Иерусалиме». А те, которые не уверовали, и до ныне, «как чада убивших Господа, носят на себе кровь Его». «Памятник их бедствия, – по выражению святителя Григория Богослова, – вся вселенная, по которой они рассеяны»…

Троицкие листки. №801-1050.

15 На праздник же ПАСХИ правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели.
16 Был тогда у них известный узник, называемый Варавва;
17 Итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом?
(«Новый Завет». Евангелие от Матфея. Глава 27, Стихи 11-17)

Стих 15 Главы 27 Нового Завета содержит в себе невероятную по своему значению «бомбу», на которую до сих пор, по непонятным для меня причинам, никто не обратил внимания! А стоило бы! На праздник же ПАСХИ… НА ПРАЗНИК ПАСХИ, о какой же Пасхе идёт речь, если тот, кого называют Иисусом Христом и в честь кого и существует праздник Пасхи, ещё даже НЕ РАСПЯТ?!! Если говорить об иудейском празднике ПЕСАХ, то почему его называют в Новом Завете Пасхой?!

Песах (ивр. , букв. «миновал, обошёл», в ашкеназском произношении — Пейсах / Пейсох; арам., Писха; по-гречески и по-русски — Пасха) — центральный еврейский праздник в память об Исходе из Египта. Начинается на 15-й день весеннего месяца нисан и празднуется в течение 7 дней в Израиле и 8 — вне Израиля.

Как видно из самого определения праздника, Песах — это чисто ИУДЕЙСКИЙ ПРАЗДНИК! И у этого праздника четыре имени, согласно иудейским традициям:

15 На праздник же ПАСХИ правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели.

Любопытно получается: согласно современной версии «истории», Понтий Пилат был римским НАМЕСТНИКОМ В СОВСЕМ НЕДАВНО ЗАВОЁВАННОЙ ИУДЕЕ. Но ведь праздник Песах был ТОЛЬКО ИУДЕЙСКИМ ПРАЗДНИКОМ! И, в силу этого, у Понтия Пилата НЕ МОГЛО БЫТЬ НИКАКОГО ОБЫЧАЯ В СВЯЗИ С ЭТИМ ПРАЗДНИКОМ, это, во-первых.

Во-вторых, в Новом Завете говорится, что Понтий Пилат БЫЛ ПРАВИТЕЛЕМ, А НЕ НАМЕСТНИКОМ, а это очень большая разница! К таким нюансам в то время относились очень и очень серьёзно, и никаких случайностей по этому поводу быть не могло! А теперь по поводу обычая. У каждого народа обычаи создавались веками, а порой и тысячелетиями! А в стихе 15 Главы 27 говорится весьма чётко и ясно, что правитель (Понтий Пилат) имел обычай… имел обычай, и не говорится, что он действовал из уважения к иудейскому обычаю, а говорится о привычном празднике и обычае для его собственного народа, а НЕ ИУДЕЙСКОГО! Тогда возникает логичный вопрос: о какой такой Пасхе говорит Понтий Пилат, и о каком таком обычае в связи с этим праздником говорит Понтий Пилат? Сейчас известна только одна Пасха — христианская:

Пасха (греч. πάσχα, от ивр. песах, букв. с евр. «прохождение мимо»); в христианстве также Воскресение Христово (греч. Η Ανάστασις του Ιησού Χριστού) — древнейший христианский праздник; важнейший праздник богослужебного года. Установлен в честь воскресения Иисуса Христа. В настоящее время его дата в каждый конкретный год исчисляется по лунно-солнечному календарю (переходящий праздник)

Пасха — христианский праздник в честь воскресения Иисуса Христа! Единственный христианский праздник, который по времени очень близок к иудейскому празднику Песах, а в определённые годы дни этих двух праздников полностью совпадают! И близость этих двух праздников двух религий обусловлена тем, что Иисуса Христа иудеи принесли в жертву своему Богу Яхве, как лжепророка, именно в праздник Песах — иудейскую пасху, как принято говорить сейчас! Но, как видно из приведённых мною справочных данных по этим двум праздникам, у них НЕТ НИЧЕГО ОБЩЕГО! И в силу только этого нельзя переводить иудейское слово «Песах», как «Пасха», несмотря на то, что христианская Пасха самым что ни на есть прямым образом связана с иудейским праздником Песах, ибо именно в этот иудейский праздник Иисус Христос был приговорён иудейскими первосвященниками к смертной казни, был распят и воскрес! Можно говорить о католической Пасхе, православной, протестантской, лютеранской, но не об иудейской Пасхе, по указанным выше причинам!

Но ведь, когда Понтий Пилат хотел спасти Иисуса Христа от смертной казни, ещё НЕ МОГЛО БЫТЬ ОБЫЧАЯ ОСВОБОЖДАТЬ ОДНОГО ОСУЖДЁННОГО В ПРАЗДНИК ПАСХИ! Ведь считается, что праздник Пасхи возник в честь ВОСКРЕШЕНИЯ ИИСУСА ХРИСТА! Получается, что Иисуса Христа Понтий Пилат пытается освободить от смерти, согласно обычаю в праздник его собственного воскрешения!

Вся абсурдность подобной ситуации мгновенно исчезает, если вспомнить о том, что в библейские времена на территории Ромейской (Византийской) Империи господствовал КУЛЬТ ДИОНИСИЯ! Или, как его очень часто называли — греческая религия! И ведь именно греческую религию силой навязал Владимир на просторах Киевской Руси в 988 году н.э. Именно греческую религию, а не так называемое христианство. И это вполне понятно — тот, кого в Новом Завете называют Иисус Христос, тогда ещё даже не родился! Но сам культ Дионисия был только очередной модификацией культа Озириса, который уже полностью сформировался в Древнем Египте в XII веке до н.э. В разных странах и империях культ Озириса мог иметь разные названия, но суть его от этого не менялась. Менялось только имя сына Божьего, умершего за грехи всего человечества и обещающего райскую жизнь своим последователям после смерти. Этот культ в Малой Азии назывался культом Аттиса (Attis), в Сирии — культом Адониса (Adonis), на землях Ромеи — культом Дионисия (Dionysius) и т.д. Все эти культы были зеркальным отражением культа Озириса. Любопытно и то, что во всех этих культах богочеловек рождался в один и тот же день — 25 декабря, если перевести даты рождения в единицы одного и того же календаря! И это не случайное совпадение. В этом культе Озириса, в котором только меняли имя богочеловека и немного соответствующей времени и месту атрибутики, эта дата имеет особое значение. Дело в том, что ночь с 21 на 22 декабря — самая длинная в году, а день — самый короткий. Это время зимнего солнцестояния, когда зарождается новое Солнце. У древних славяно-ариев 21 декабря было первым днём зимы.

Таким образом, в Ромейской Империи существовал обычай, когда в день Пасхи — праздника в честь воскресения из мёртвых на третий день Дионисия, правитель Ромейской Империи, в данном случае — Понтий Пилат, даровал свободу одному приговорённому к смертной казни, которого выберет народ! Понтий Пилат рассчитывал, что люди, которым Иисус Христос делал столько добра, спасая им жизни, исцеляя от болезней, вне всякого сомнения, выберут именно его. Но, к его удивлению, выбрали убийцу Варавву! Просто Понтий Пилат впервые столкнулся с действием пси-оружия, которое применили иудейские первосвященники, для того чтобы заставить народные массы выбрать именно Варавву! Иудейские первосвященники не прекращали своего псивлияния на массы до тех пор, пока Иисус Христос не был распят на кресте. После этого они своё воздействие прекратили за ненадобностью. И это чётко отражено в Новом Завете. Пока шло воздействие на людей, они плевали Иисусу в лицо, издевались над ним, как могли. Но как только он испустил дух, все «вдруг» разом поняли, какая непоправимая трагедия произошла на их глазах!

Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти; и, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю.

Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную.

Они же сказали ему: что́ нам до того? смотри сам.

И, бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился.

Первосвященники, взяв сребреники, сказали: непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови» до сего дня.

Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: «и взяли тридцать сребреников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля, и дали их за землю горшечника, как сказал мне Господь».

Иисус же стал перед правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский?

Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал.

Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя?

И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился.

На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели. Был тогда у них известный узник, называемый Варавва; итак, когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? Ибо знал, что предали Его из зависти.

Между тем как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него.

Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам?

Они сказали: Варавву.

Пилат говорит им: что́ же я сделаю Иисусу, называемому Христом?

Говорят ему все: да будет распят.

Правитель сказал: какое же зло сделал Он?

Но они еще сильнее кричали: да будет распят.

Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы.

И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших.

Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие.

Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие.

Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его. И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: «лобное место», дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить.

Распявшие же Его делили одежды его, бросая жребий; и, сидя, стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: «Сей есть Иисус, Царь Иудейский». Тогда распяты с Ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую.

Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста. Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: «Я Божий Сын». Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его.

От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или́, Или́! лама́ савахфани́? то есть: «Боже Мой, Боже Мой! — для чего Ты Меня оставил?»

Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его.

Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух.

И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святой град и явились многим.

Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий.

Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых.

Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба.

На другой день, который следует за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: «после трех дней воскресну»; итак, прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых»; и будет последний обман хуже первого.

Пилат сказал им: имеете стражу; пойдите, охраняйте, как знаете.

Они пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать.